"Призрак экономического кризиса." (27.11.2006 17:27)

Вот уже несколько лет подряд чиновники всех рангов объясняют нам с экранов телевизоров, что экономика страны находится на подъеме. Но - странное дело: большинство отраслевых рынков, словно не замечая этих заклинаний, реагирует на меры государственного воздействия так, как если бы экономика продолжала пребывать в состоянии депрессии.

На это есть две важнейшие причины. Первая заключается в том, что значительная доля прироста ВВП обеспечивается за счет развития торговли (как сообщил, в частности, министр экономики Герман Греф, подводя итоги 2005 года), а не благодаря росту производственных отраслей. Вторая причина в том, что принимаемые правительством меры стимулирования отраслевых рынков неадекватны сложившимся обстоятельствам.

В создавшейся ситуации достаточно сравнительно небольшого экзогенного шока, например, ухудшения мировой конъюнктуры или спланированного вторжения на фондовый рынок страны (а это неминуемо случится в результате вступления нашей страны в ВТО), чтобы вновь погрузить экономику России в трясину экономического спада.

Таким образом, задача заключается в том, чтобы понять, почему над страной до сих пор витает призрак экономического кризиса и что необходимо сделать, чтобы обеспечить устойчивую траекторию положительной динамики ведущих отраслей нашей экономики.

Стандартная задача увеличения объема отраслевого рынка возникает в случае, когда равновесный объем производства Q_eq оказывается (и признается правительством) недостаточным для удовлетворения общественной потребности, составляющей Q₀. Такая ситуация часто возникает при наличии значительного внешнего эффекта от функционирования отраслевого рынка и побуждает правительство принимать меры для стимулирования роста объемов производства.

При всем разнообразии этих мер общая логика их применения укладывается в два принципиально различных варианта: стимулирование предложения на данном отраслевом рынке (рис. 1.1) и стимулирование спроса (рис. 1.2).

Стимулируя предложение, правительство тем самым смещает точку ценового равновесия в сторону понижения: p₁ < p_eq на рис. 1.1. При цене p₁ производители готовы самостоятельно профинансировать лишь выпуск продукции, составляющий S(p₁), а все остальное должно финансировать государство. Следовательно, требуемый в данном случае объем дотаций составит (Q₀ – S(p₁))p₁. Эта величина соответствует заштрихованной области на рис. 1.1.

Стимулируя спрос, правительство смещает точку ценового равновесия в область более высоких цен (p₂ > p_eq на рис. 1.2). Однако в этом случае потребители готовы заплатить столь высокую цену лишь за D(p₂) единиц данного товара, а остальное должно поддерживать правительство, компенсировав расходы потребителей. Объем дотаций в этом случае составит (Q₀ – D(p₂))p₂. Эта величина соответствует заштрихованной области на рис. 1.2.

Заметим, что, чем более «пологой» является кривая спроса на данном отраслевом рынке (чем менее эластичен спрос по цене) и чем «круче» кривая предложения (чем более оно эластично по цене), тем больше по площади заштрихованная область на рис. 1.1 и тем меньше соответствующая область на рис. 1.2. Поэтому теоретически возможен случай, когда заштрихованный прямоугольник рисунка 1.2 по площади меньше аналогичного прямоугольника рисунка 1.1. Если же предположить, что спрос и предложение приблизительно одинаково эластичны по цене, то объем дотаций, которые требуются для стимулирования спроса, очевидно, превысит объем дотаций, необходимых для поддержания рынка путем стимулирования предложения.

Рис.1.1. Стимулирование предложения на отраслевом рынке


Рис. 1.2. Стимулирование спроса на отраслевом рынке

Рынок услуг транспорта и жилищно-коммунального хозяйства, регулирование которого в начале 2005 года было внезапно трансформировано от ситуации 1.1 к ситуации 1.2, потребовал резкого увеличения объема государственных дотаций, что обернулось всплеском индекса потребительских цен в первом квартале 2005 года во всех регионах страны. Это значит, что инфляционные последствия так называемой монетизации льгот не были в должной мере просчитаны правительством.

Казалось бы, не все ли равно — обеспечить дотации производителю или предоставить социальные трансферты потребителю, чтобы в результате те же самые деньги попали в карман фирмы-производителя? Однако вся проблема в том, что финансовая поддержка потребителей автоматически перемещает равновесие на отраслевом рынке в область более высоких цен, в отличие от финансовой поддержки производителей, приводящей к противоположному результату. И разницу между этими двумя ситуациями простительно не увидеть разве что студенту-второкурснику. Если же этой разницы не видит профессиональный экономист — это грустно. Если же так думает член правительства страны — это опасно.

Вообще говоря, в практике регулирования отраслевых рынков традиционно (и вполне справедливо) считается, что стимулирование предложения является более «экономным» способом поддержки рынка. Именно так, в частности, правительство практически во всех странах поддерживает рынок жизненно важных продуктов питания (хлебопродукты в европейских странах, включая, естественно, Россию, рис в Японии и Китае), а также важнейших социально значимых услуг.

Вероятно, монетизация льгот в нашей стране послужит первым импульсом к проведению масштабной реформы всей системы ЖКХ, включая ее частичную приватизацию. Однако эффективность данных мер, логика которых молчаливо предполагает стремление правительства переложить модернизацию и техническое перевооружение данной сферы на плечи частного капитала, вызывает некоторые сомнения. Следует принять во внимание также физический износ эксплуатируемого жилого фонда, ускоряющийся значительными темпами даже в относительно благополучных регионах страны (например, в Москве). В силу этих обстоятельств очередную попытку правительства снизить свою социальную ответственность за последствия масштабного и длительного кризиса 90-х годов едва ли следует признать удачной.

Экономический рост — это долгосрочная тенденция увеличения национального богатства, создаваемого в единицу времени в макроэкономических системах.

Современные экономические системы знают три принципиально различных вида технологий, предопределяющих различия между тремя технологическими способами производства. Это аграрные, индустриальные и информационные технологии. При этом в рамках аграрных технологий, основанных на применении простейших механических орудий труда, а также на использовании энергии Солнца и росте живых организмов, решающим методом производства выступает перемещение вещества. В рамках индустриальных технологий, где ключевым средством труда является трехзвенная машина, решающий метод — перемещение энергии. Наконец, в рамках информационных технологий, где четырехзвенная машина снабжена управляющим устройством, решающую роль играет перемещение информации.

Перемещение вещества соответствует экстенсивному типу экономического роста: для того, чтобы получить вдвое больший результат, нужно переместить вдвое больше вещества. Перемещение энергии порождает интенсивный тип экономического роста: оно позволяет экономить усилия по непосредственному перемещению вещества. Наконец, перемещение информации как ведущий метод производства характеризует новый, информационный, тип экономического роста, принципиально не сводимый ни к какой комбинации экстенсивного и интенсивного типов.

Приведем пример. В современном издательском деле (в тех странах, где купля-продажа литературы в основном осуществляется посредством электронной торговли) получил распространение принцип PoD — Print on Demand. Издательство покупает у автора право на издание рукописи, готовит макет книги и выставляет ее рекламу в Интернете. Дальнейшее тиражирование этой книги определяется только спросом: пришел заказ от потребителей на два экземпляра издания — издательство отпечатало эти два экземпляра и отослало заказчикам. Пришел заказ на две тысячи экземпляров — соответственно, отпечатало две тысячи. Каков же тираж такого издания? Потенциально он бесконечен, а на самом деле может быть и нулевым. При этом издательство может напечатать хоть по миллиону экземпляров каждой книги, права на тиражирование которой оно купило, и тем самым внести огромный вклад в ВВП страны. Вопрос лишь в том, нужен ли такой ВВП этой стране.

Подобный вопрос касается любого информационного продукта, издержки тиражирования которого во много раз меньше издержек на создание информации, лежащей в его основе. Путем перемещения информации не составляет никакой проблемы добиться сколь угодно большого увеличения ВВП. Но это и означает, что валовой продукт в эпоху информационного производства не может выступать адекватным критерием экономического роста. Основным критерием становится степень удовлетворения потребностей индивидов и общества в целом.

Предлагаемое Международным Валютным Фондом разделение стран на развитые и развивающиеся по критерию среднедушевого ВВП, рассчитанного по паритету покупательной способности их национальных валют, — это «каменный век» современной экономической науки. Косвенным подтверждением этого факта является пример нашей страны. Россия едва преодолела две трети заветного рубежа в 12 тыс. долл. на душу населения, необходимого для того, чтобы считаться развитой страной по классификации МВФ, и, тем не менее, именно Россия в нынешнем году председательствует в «большой восьмерке» наиболее развитых и влиятельных стран мира, совместные действия которых определяют грядущий облик мирового хозяйства.

Таким образом, нашей стране реально необходимо стремиться не к удвоению ВВП, а к достижению нового качества экономического роста, осуществляемого на базе новых источников. Решающим источником роста современных экономических систем выступает технологическая информация, и потому переход к информационному производству следует считать важнейшей стратегической задачей развития любой страны, претендующей на достойное место в мировом разделении труда. Это обстоятельство выдвигает информационную экономику в ряд ведущих составных частей современной экономической науки [1].

Каждый технологический уклад, как и любой отдельный технологический процесс, развиваясь по закону логистической кривой, проходит в своей динамике три основные фазы. Вначале значительные усилия лишь очень слабо продвигают результат, достигаемый в требуемом направлении. Затем, по мере накопления критической массы технологического развития, следует технологический рывок, когда ощутимый результат достигается без больших усилий (это период расцвета, бума в развитии новой технологии). Впоследствии, по мере приближения к технологическому пределу, затраты (как в натуральном, так и в стоимостном выражении) значительно возрастают в пропорции к достигаемому эффекту.


Рис. 2.1. Динамика жизненного цикла технологии

Пусть t — затраты на развитие данной технологии (в натуральном или стоимостном выражении), y(t) — результат ее развития (опять же, его можно измерять динамикой технических параметров либо стоимостных показателей). Стремление к максимизации эффективности производства предполагает, что экономический агент должен, насколько это возможно, увеличить отношение экономического эффекта ?y к ?t, к приращению совокупных издержек, которые обеспечили этот эффект.

Здесь возникает противоречие между краткосрочными и долгосрочными целями инвестирования и, соответственно, между разными горизонтами оценки эффективности производства. В самом деле, если зависимость прибыли y от затрат t выражается логистической кривой, то цель максимизации «мгновенной» нормы прибыли dy/dt неизбежно предполагает стремление рассматриваемой экономической системы к точке перегиба (точка А на рисунке 2.1), в которой и достигается искомый максимум первой производной. Но точка перегиба логистической кривой, будучи точкой ее максимально быстрого роста, в то же время определяет состояние неустойчивого динамического равновесия данной системы, поэтому ориентация на достижение этого состояния не позволяет системе раскрыть потенциально заложенные в ней долгосрочные возможности развития. Этот вывод, вообще говоря, означает, что для процессов, описываемых логистическими кривыми (это касается и обобщенных логистических кривых), максимизация нормы прибыли не должна служить краткосрочной целью.

Принимая решение об инвестировании в развитие (создание или производительное применение) определенной технологии, инвестор находится в состоянии дискретного выбора: в его распоряжении имеется лишь ограниченное число вариантов, определяемых наличием существующих технологических решений данной технической проблемы [2]. Логика принятия инвестиционного решения существенно зависит от горизонта оценки эффективности производства. Технологии, которые в ближайшей, краткосрочной перспективе приносят наиболее значительный эффект, редко оказываются пригодными на длительный период времени.

Поясним смысл данного выбора на простом примере (рис. 2.2). Пусть в некоторой отрасли хозяйства в один и тот же период времени существуют и развиваются три технологии, принадлежащие к различным технологическим укладам: логистические кривые, описывающие их жизненные циклы, обозначены через y₁(t), y₂(t) и y₃(t) соответственно. В текущий момент ситуация находится в точке A, соответствующей технологии № 1 и уровню затрат, равному t_A.



Рис 2.2. Технологические последствия инвестиционных решений

 Предположим, что в распоряжении инвестора находится объем инвестиционных ресурсов, равный D t, что позволяет перейти к совокупному объему инвестиций, составляющему t_A + D t = t_B. В таких условиях возможен выбор альтернативных инвестиционных решений, связанный с модернизацией производства. Вариант перехода к технологии № 2 (из точки A в точку B₂) характеризуется краткосрочным ростом эффективности инвестиций, поскольку y₂(t_B) больше, чем y₁(t_A), однако в долгосрочной перспективе этот вариант быстро проигрывает, поскольку потенциал данной технологии оказывается близок к исчерпанию, и, следовательно, хозяйствующим субъектам приходится в недалеком будущем тратить ресурсы на подготовку и осуществление очередного технологического рывка.

Вариант перехода к технологии № 3 (из точки A в точку B₃) характеризуется, напротив, падением эффективности в краткосрочной перспективе, так как y₃(t_B) меньше, чем y₁(t_A), однако долгосрочный эффект такого инвестиционного решения с лихвой перекрывает краткосрочные потери, поскольку дальнейший рост эффективности инвестиций обеспечивается высоким технологическим пределом технологии № 3. В такой ситуации возможно привлечение инвестиций на кредитной основе, поскольку дальнейший рост эффективности обеспечивает наличие ресурсов для погашения кредитной задолженности.

Наконец, самый плохой вариант заключается в том, чтобы ничего не менять, оставаясь в русле прежнего технологического решения № 1 (переход из точки A в точку B₁): даже краткосрочный эффект от подобных инвестиций оказывается намного скромнее затраченных инвестиционных ресурсов, а в долгосрочной перспективе данная технология не соответствует общественно нормальному уровню и покидает производственный процесс.

Из приведенного примера видно, что смысл преодоления периода технологического разрыва, которые время от времени повторяются в каждой отрасли хозяйства, состоит в том, чтобы быстро и по возможности с меньшими потерями «пересесть» с одной логистической кривой на другую, соответствующую более прогрессивному технологическому укладу. При этом правильный выбор замещающей технологии всецело зависит от правильности оценок верхних технологических пределов нескольких конкурирующих друг с другом технологий, предназначенных для решения одной и той же технической задачи. Это одна из сложнейших проблем технико-экономического прогнозирования, связанная с выбором горизонта оценки эффективности инвестиционных решений, с тем представлением об эффективности производства, которого придерживается инвестор.

Если для отдельного экономического агента достижение краткосрочных целей иногда является осмысленным, то с точки зрения макроэкономической динамики почти никогда не следует ориентироваться на краткосрочную эффективность производства. Важнейшая причина этого факта заключается в том, что стремление достичь максимальной эффективности на краткосрочном горизонте приводит к быстрому исчерпанию стратегических ресурсов, которые при иных подходах были бы способны обеспечить долговременный экономический рост. Осознание противоречия между эффективностью производства на различных горизонтах послужило импульсом к формированию концепции устойчивого развития.

Концепция устойчивого развития предполагает, что эффективность хозяйственной деятельности должна достигаться на максимально доступном для человечества горизонте прогнозирования. Популярное ныне утверждение о том, что текущее экономическое развитие должно осуществляться не в ущерб возможностям развития грядущих поколений, означает, что человечество приблизилось к задачам прогнозирования на временных горизонтах, сопоставимых с продолжительностью жизни одного поколения людей.

Когда мне приходится слышать рассуждения о том, что вложения в фундаментальные исследования или в развитие новых технологий неэффективны, я часто задаю вопрос: о каком горизонте эффективности идет речь? Лишь одно из фундаментальных открытий, а именно — открытие электрического тока, — принесло человечеству больше прибыли, чем весь мир за все время своего существования затратил на развитие науки. В долгосрочной перспективе с макроэкономической точки зрения вложения в НИОКР являются наиболее эффективными из всех возможных вариантов инвестиций. В то же время, когда в практической плоскости встает вопрос о том, чтобы профинансировать конкретный исследовательский проект, логика ученых, добивающихся финансовой поддержки, нередко сводится к истошному крику: подайте Христа ради! Необходимо преодолеть представления о финансировании науки как о благотворительной деятельности, осуществляемой вопреки соображениям экономической эффективности.

Отдельный вопрос — о форме собственности научных организаций. В течение последних 20-25 лет многие развитые страны мира позаимствовали у так называемой плановой экономики некоторые существенные черты институциональной организации науки, несмотря на жесткую критику этой плановой экономики, в частности, за концентрацию научных учреждений в руках государства. В данном случае экономическая логика оказалась сильнее идеологических штампов: частным экономическим агентам, функционирующим в сфере НИОКР (как и в любой бесприбыльной сфере), необходимо обеспечить получение средней прибыли на вложенный в производство капитал, тогда как государственные учреждения достаточно вывести на уровень безубыточности, т.е. обеспечить соотношение TR – TC > 0, где TR — валовая выручка, включающая государственные дотации, TC — совокупные издержки.

В частности, в настоящее время в США огромная часть фундаментальной науки сосредоточена в лабораториях, находящихся в собственности федерального правительства и поощряемых при помощи целого ряда законодательных актов к передаче результатов научных исследований производственным корпорациям [3]. Это относится и к федеральным лабораториям, управляемым правительством (GOGO — government owned and government operated), и к федеральным лабораториям, управляемым подрядчиком (GOCO — government owned and contractor operated).

Конкретные точки приложения финансовой помощи государства определяются отнюдь не только перечнем приоритетных направлений НТП, но и логикой эффекта мультипликатора: финансированию в первую очередь подлежат объекты, развитие которых способно по цепочке создать максимальный совокупный спрос на продукцию других отраслей хозяйства [4]. Яркий пример такого подхода показывает экономика современного Китая, где максимальный мультипликационный эффект создают инвестиции в строительство, транспорт и сферу коммуникаций, и развитие именно этих отраслей выступает важнейшей предпосылкой длительного и стабильного экономического роста. Аналогичные стратегические решения, последствия которых трудно переоценить, были приняты правительством России в конце XIX века, когда развитие железнодорожного транспорта позволило вывести экономику страны из полосы промышленного кризиса.

В настоящее время в нашей стране существуют две основные «точки роста»: это наука и образование. Инвестиционная поддержка этих сфер позволит России в кратчайшие сроки радикально изменить технологический облик производственных процессов и претендовать на ведущие роли в современном всемирном хозяйстве.

Инфляционный перегрев экономики — это краткосрочный эффект, выражающийся в том, что быстрый прирост инвестиций не вызывает адекватного увеличения текущего объема ВВП в силу его приближения к уровню потенциального ВВП.

Как известно, потенциальный объем ВВП определяется последней единицей предельного (наиболее дефицитного) ресурса. В экономике Китая, например, в течение последних двух десятилетий таким предельным ресурсом является электроэнергия. В трудодефицитных регионах достижение потенциального ВВП связано с состоянием так называемой полной занятости.

В период инфляционного перегрева стимулирование инвестиционного процесса наталкивается на ограничения в виде дефицита ресурсов, количество которых не может быть в надлежащей степени увеличено, вследствие чего прирост инвестиций вызывает подъем общего уровня цен без адекватного приращения ВВП.

Эта ситуация отражена на рисунке 3.1, изображающем модель AD—AS в координатах «объем производства Y — общий уровень цен P». Стимулирование инвестиций выражается сдвигом вправо кривой AD из положения AD₀ в положение AD₁. Непосредственным следствием этого сдвига является в первую очередь рост общего уровня цен с P₀ до P₁, тогда как рост объемов производства наталкивается на ограничение в виде потенциального уровня ВВП, равного Y*.

Подобная ситуация выражается прежде всего резким взлетом ресурсного индекса цен (предприятия усиливают борьбу за ресурсы), от которого заметно отстает рост индекса цен производителей, а последним реагирует на перегрев, естественно, индекс потребительских цен. Приблизительно такая ситуация сложилась на Украине летом 2004 года [5], что дало основания руководству Национального банка объявить об опасности инфляционного перегрева и предпринять усилия по сдерживанию темпов роста инвестиций.

В России дела обстоят существенно иначе. В 2004 г. лидером по росту цен среди непродовольственных товаров оказался бензин — 31,3% за год. Тарифы на жилищно-коммунальные услуги повысились за год на 23,5%, что в 2 раза выше общего показателя инфляции 2004 года (дефлятора ВВП), а за один лишь январь 2005 года в некоторых регионах страны выросли еще более чем на четверть. За весь 2005 год услуги ЖКХ подорожали в среднем на 32,5%, тогда как общий дефлятор ВВП составил 10,9%. Тем самым, правительство в известном смысле посеяло семена инфляции, которые неизбежно через 2-3 месяца дают всходы: это естественный процесс, к перегреву не имеющий никакого отношения. Аналогичная ситуация складывалась в начале 90-х годов, когда правительство поднимало цены на электроэнергию до уровня «мировых» (сколь бы странно это ни звучало в условиях более чем двукратной разницы оптовых цен на электроэнергию в разных частях планеты).



Рис. 3.1. Инфляционный перегрев экономики

Инфляционные тенденции в России, помимо плохо подготовленной монетизации льгот, имеют и объективные причины, никак не связанные с перегревом экономики. Важнейшей из них следует считать технологическую деградацию производства. В самом деле, инвестиции в стареющие технологические уклады вызывают неизбежное нарастание инфляции издержек [6]. Отмирающие технологии, находящиеся в последней фазе своего жизненного цикла и приближающиеся к своим технологическим пределам, подобны «черным дырам»: они способны «проглотить» любой объем инвестиций, от которых ни страна, ни отдельное предприятие никогда не получат адекватной отдачи (рис. 3.2).

Именно поэтому инвестиции в большинство отраслей хозяйства становятся неэффективными, если рассматривать проблему эффективности в краткосрочной и даже среднесрочной перспективе.

По этому поводу можно вспомнить прозвучавшие в разгар экономического кризиса предупреждения ряда отечественных экономистов о том, что выход из него, вероятно, осложнится отсутствием подходящих объектов для инвестирования, поддержание которых на кризисном этапе правительство сочло нерентабельным [7]. Таким образом, неутихающие жалобы правительства по поводу того, что никак не удается нащупать «точки роста» и запустить инвестиционный мультипликатор, — это очевидное следствие разрушительной экономической политики, проводимой правительством России в кризисные 90-е годы. Формирование «точек роста», включение инвестиционного мультипликатора, определение приоритетов технико-экономического развития и концентрация ресурсов (как технологических, так и финансовых) на избранных направлениях — это задачи правительства, их не под силу решить частным экономическим агентам.



Рис. 3.2. Инвестиции в стареющие технологические уклады: рост затрат, снижение эффекта 

Как в медицине, так и в экономике неверный диагноз опасен тем, что на его основе назначаются неверные методы лечения, способные лишь усугубить болезнь. Миф об инфляционном перегреве российской экономики опасен в первую очередь вытекающими из него рецептами антиинфляционной политики, последствия применения которых болезненно скажутся на экономической динамике. Если правительство вновь попытается сжать объем денежной массы (под предлогом «связывания» инвестиционных ресурсов в стабилизационном фонде или по иным причинам), то нашу страну, как нетрудно понять, ожидает очередной кризис неплатежей, в результате которого:

— реальный объем денежной массы практически не меняется, но заметно ухудшается ее качество, т.к. вместо полноценного ликвидного агрегата М2 каналы денежного обращения заполняются финансовыми суррогатами;

— «плохие» деньги, с которых можно не платить налоги, вытесняют из обращения «хорошие» деньги, а государственный бюджет недосчитывается доходов;

— затухает деловая активность, пока правительство не проведет взаимозачеты и не объявит в конце концов полноценными деньгами низколиквидный агрегат D (депозиты на счетах предприятий);

— возникает опасность спада производства в реальном секторе, что может лишь подхлестнуть инфляционные процессы;

— включается «мультипликатор неплатежей», аналогичный стандартному инвестиционному мультипликатору, только с обратным знаком: один рубль внутреннего государственного долга оборачивается потерей 5-6 рублей в текущем объеме ВВП;

— углубляется социальная дифференциация, падает уровень жизни основной массы населения страны.

Эксперты МВФ, традиционно ратующие за проведение жесткой денежной политики, очевидно, по иронии называют ее методом обретения контроля над объемом денежной массы, тогда как на самом деле ее реальный объем практически полностью выходит из-под контроля правительства в результате применения рекомендуемых ими мер.

Отдельная проблема — это связь между темпами инфляции и экономическим ростом. В современных макроэкономических системах контролируемая инфляция выступает скорее фактором экономического роста, нежели причиной спада производства, как это и должно быть согласно логике кейнсианской доктрины. Примером, убедительно подтверждающим данный тезис, может служить экономика современного Китая, где между темпами инфляции и темпами роста ВВП в течение последних 15 лет наблюдается устойчивая положительная корреляция, составляющая около 87% [8].

Глобальная интеграция финансовых рынков приобретает все большую силу, подрывая возможности национальных правительств для проведения суверенной макроэкономической политики. Значение национальных границ резко уменьшилось, различие между внешними и внутренними факторами роста быстро и неуклонно стирается.

Информационные технологии, до минимума снижая трансакционные издержки и «цену входа» на глобальные финансовые рынки, уничтожают препятствия для входа/выхода, устраняя тем самым и предпосылки всякого сколько-нибудь устойчивого раздела этих рынков. Срок жизни господствующего товара — информации — устремляется к нулю, что делает практически невозможным даже временный раздел данных рынков. В результате возникновение глобальных финансовых монополий идет одновременно в двух направлениях: формирование монополий на глобальных рынках отдельных финансовых инструментов и взаимное проникновение этих отдельных рынков. При этом чувствительность финансовых рынков к кризисным явлениям повышается, поскольку дестабилизация на одном из этих рынков немедленно вызывает аналогичные явления на других. Тем самым происходит взаимное усиление кризисных явлений, включается финансовый мультипликатор кризисов.

Наблюдается растущий отрыв финансовой сферы от реального сектора. В настоящее время на каждый доллар, участвующий в международных торговых операциях, приходится (в среднем в мировом хозяйстве) 8-9 долларов в чисто финансовом обороте. Средства, которые могли бы стать основой оздоровления реального сектора, уходят на поддержание более прибыльной «экономики казино». Одним из примеров этого является сегодняшняя Россия, где экономический подъем достигнут, в частности, за счет роста финансового сектора.

В 80-90-е годы стремительно совершенствовались средства связи и информационные сети, на базе которых финансовая сфера получила возможность перейти к новой ступени глобализации и обрести известную самодостаточность, что повлекло за собой новые возможности в области инвестирования и кредитования, а также невиданные по масштабам финансовые спекуляции. На сегодняшний день нет эффективных способов нейтрализации гигантских спекулятивных перетоков капитала, способных в одночасье дестабилизировать валютные системы даже довольно крупных стран.

Механизм организации финансовых кризисов транснациональным капиталом давно известен и ясен. Спекулятивный капитал нерезидентов устремляется на рынок горячих, краткосрочных финансовых активов, вздувает его до предела и потом уходит, обваливая этот сегмент рынка. Среднесрочный финансовый цикл, прокатившийся в 90-е годы минувшего века по всему мировому хозяйству, — это один из результатов глобализации по-американски, проходящей под диктовку США и в соответствии с их интересами. Логика финансового цикла в общих чертах выглядит следующим образом.

1. Откачивание реальных активов из других стран через механизмы транснациональных корпораций и наводнение этих стран долларовыми резервами. (Этот процесс был описан в литературе много раз под названием «товарное кредитование экономики США».)

2. «Связывание» той части долларовых резервов, которая устремилась на внутренний рынок США, в долговых обязательствах и прочих ценных бумагах американских эмитентов (государственных и частных).

3. Вытеснение основной части этих долговых обязательств в «частный» долг (периодическое сжатие рынка облигаций и раздувание рынка акций, смещающее центр тяжести долга в частный сектор). Для того, чтобы это осуществить, достаточно нескольким сильным игрокам договориться и сообща поднять спрос на акции, — остальные потянутся следом за ними, подогреваемые ожиданием более высокой доходности корпоративных ценных бумаг.

4. Обвал фондовой биржи и «уценка» суммарных долговых обязательств, в результате которой приходится пожертвовать частью корпоративного сектора, но вместе с этим происходит оздоровление системы государственных финансов. В самом начале XXI века правительство США в период фондового кризиса принесло в жертву ведущие корпорации электронного бизнеса (например, Amazon.com и eBay), а также других высокотехнологичных отраслей, что было воспринято многими аналитиками в качестве свидетельства слабости «переоцененных» рынком «хайтековских» компаний (и даже расценивалось как кризис всего информационного сектора экономики США), тогда как на самом деле является показателем устойчивости этого сектора и его способности быстро восстановить утраченные позиции, что и произошло к середине 2003 года, когда соответствующий сектор достиг докризисного уровня продаж.

5. Перекачка полученных монетарных дивидендов в прямые иностранные инвестиции, усиливающие позиции американских ТНК на рынках реальных активов других стран.

Таким образом, круг замыкается, создавая возможности для повторения пройденного цикла. Медленный и неуклонный подъем учетной ставки в США на протяжении двух последних лет свидетельствует о том, что в эти годы мировая экономика находилась на втором этапе описанного выше глобального финансового цикла — на этапе «связывания» долларовых активов, находящихся на руках у нерезидентов. Прозвучавшая в начале марта нынешнего года из уст американских правительственных чиновников угроза дефолта по внутренним обязательствам государства означает, что финансовый цикл вступает в третью фазу: перемещение совокупного долга США из государственного в частнокорпоративный сектор.

В описанную ловушку, расставляемую американским финансовым капиталом для всей остальной части Земного шара, легко может угодить и наша страна. Средства нашего стабилизационного фонда в начале текущего года были переданы из юрисдикции Минфина под юрисдикцию Центробанка, а его руководство уже неоднократно высказывало намерение вложить эти средства в иностранные ценные бумаги. Таким образом, наше правительство, формально признавая вред, наносимый национальной экономике бегством капитала, намерено возглавить список экономических агентов, вывозящих капитал из страны. Государство забыло о том, что оно государство, и стало одним из частных игроков на финансовых рынках, подчинив логику своего поведения критериям краткосрочной экономической эффективности.

Если наше правительство в самом деле предпримет шаги, которых ожидают от него американские финансовые круги, то в начале 2007 года ловушка захлопнется, и наша страна будет подсчитывать убытки, как это уже несколько раз делала почти вся планета. Опасность этого, к сожалению, вполне реальна.

В то же время, даже участвуя в реализации сценария такого рода, существует возможность защитить национальные интересы, своевременно избавившись от опасных ценных бумаг накануне обвала.

Задача глобальных финансовых монополий по ограблению остальной части планеты, за исключением той, чьи интересы они представляют, облегчается тем, что многие развивающиеся страны исповедуют «имитационную» модель периферийного капитализма: создаваемые ими рыночные институты не имеют реальной возможности выполнять свои функции в надлежащем объеме. По этому пути пошли и некоторые страны с переходной экономикой. Не случайно венгерский экономист Янош Корнаи назвал системы рыночных институтов, формируемые в этих странах под диктовку международных финансовых кругов, «пластиковой моделью Уолл-Стрита».

Почти все страны с переходной экономикой прошли в своем институциональном развитии три фазы: имитация рыночных институтов, их импорт и, наконец, выращивание на собственной национальной почве. Пожалуй, лишь Белоруссии удалось быстро миновать наиболее рискованные первые две фазы и сосредоточиться на третьей.

Некоторые развивающиеся государства, начав с внедрения модели периферийного капитализма, все же находят внутренние экономические резервы и политическую волю для того, чтобы отойти от нее, двигаясь к вершинам прогресса собственным путем, в наибольшей степени учитывая собственную специфику, формируя национальную стратегию экономического развития.

Формирование экономической модели каждой страны идет в сложной и весьма острой борьбе за контроль над институтами государственной власти между представителями транснационального и национального капитала, международными институтами и национальной элитой. У них разные, часто противоположные интересы, ценности, инструменты воздействия на экономику.

В современном мировом хозяйстве практически каждая страна способна обрести достойное место, сформировать и реализовать конкурентные преимущества в ряде секторов хозяйства, определяющих характер и темпы современного экономического роста. Но для этого необходима разработка национальной экономической стратегии, предполагающая, в частности, отказ от мнимых, навязанных извне ценностей, связанных с либерализацией хозяйственной системы, от копирования образцов экономического поведения других, более развитых стран.

Логика государственного воздействия на процессы технологических сдвигов сводится к своевременной помощи, оказываемой хозяйственным агентам в перераспределении ресурсов в пользу новейших технологий, и поддержке субъектов, своевременно модернизирующих производственные процессы. Таким образом государство осуществляет «выбраковку» элементов отсталых, стареющих технологических укладов, различными способами отсекаемых от инвестиционных ресурсов.

Хорошим примером государственной политики такого рода может служить реализация плана ГОЭЛРО в нашей стране. Некоторое время назад среди экономистов завязалась дискуссия по вопросу о том, был ли этот проект с блеском реализован или с треском провален. Я не считаю нужным участвовать в этой дискуссии по одной простой причине: на самом деле это не имеет никакого значения. Когда речь идет о реализации национальных проектов такого рода, формальное достижение целевых значений определенных параметров никогда не является их конечной целью. В данном случае цель заключалась в том, чтобы коренным образом изменить технологический облик производства, перейти к принципиально новым условиям труда и быта, и эта задача была блестяще решена.

Кстати, план ГОЭЛРО может служить одним из типичных примеров национальных проектов, целый ряд которых был осуществлен в течение советского периода истории нашей страны: освоение целины, строительство БАМа, запуск искусственного спутника Земли… В отличие от перечисленных, те проекты, которые сейчас возведены в ранг национальных, дискредитируют саму идею национального проекта. Национальный проект не может состоять в том, чтобы побыстрее отдать долги социальной сфере, точно так же, как национальная идея не может заключаться в том, чтобы крепче спать по ночам.

Специфическая черта информационного сектора экономики состоит в том, что авансирование капитала далеко не всегда оканчивается производством предполагавшегося вначале информационного продукта, что является одним из проявлений неопределенности информационного производстваНевозможность однозначного прогнозирования результатов информационного производства составляет важное отличие данной сферы от производственных процессов, совершающихся в других сферах.

Но и в том случае, когда такой продукт произведен, наиболее затруднительной задачей экономического агента, действующего в сфере НИОКР, является реализация продукта. Специфика отрасли производства научных знаний такова, что продукт может не найти практического применения немедленно по завершении процесса производства. Это значит, что информация, в отличие от других продуктов труда, часто не может быть реализована в сроки, необходимые для нормального возмещения издержек экономического агента, функционирующего в сфере информационного производства.

Поэтому общество (в лице государства) вынуждено частично возмещать фактические издержки таких агентов за счет совокупного прибавочного продукта. Это значит, что государство прямо или косвенно, полностью или частично оплачивает некоторой части производителей стоимость информационного продукта, который еще не создан либо не реализован и не входит в процесс общественного воспроизводства. Таким образом, стимулирование развития информационного производства всегда в той или иной мере связано с выплатой денег, которым не соответствует никакая величина стоимости в товарной форме, иначе говоря, оно связано с так называемыми инфляционными мерами стимулирования экономического роста.

Решение данной проблемы осложняется тем, что для обеспечения устойчивого технологического прогресса требуется определить не только его основные направления, в первую очередь требующие поддержки государства, но и технологический уровень, которого должны достичь соответствующие производственные процессы. Во всех отраслях нашей экономики присутствуют элементы нескольких технологических укладов, они переплетаются друг с другом и находятся в своеобразном и тесном взаимодействии. Например, на предприятиях машиностроительного комплекса и металлообработки достаточно типична ситуация, когда по окончании смены останавливается современный конвейер и в цех заходят два паренька с лопатами, чтобы сгрести металлическую стружку и вручную вывезти ее из цеха. Такая половинчатая, частичная модернизация, когда автоматизации подлежат лишь отдельные производственные процессы, а не вся технологическая линия целиком (включая уборку и транспортировку отходов), часто приводит к потерям эффективности производства.

В зависимости от того, на приоритетное развитие какого технологического уклада направит свои усилия государство, нас ожидают принципиально различные варианты технологического и экономического будущего. Ставка на наиболее передовой технологический уклад, основные компоненты которого еще только формируются в наиболее развитых странах мира, потребует радикальной модернизации производства во всех ведущих отраслях и может оказаться слишком разорительной для страны. Поддержка же более отсталых технологических укладов потребует внедрения в производство техники прошлых поколений и тем самым запрограммирует технологическое отставание нашей страны, что грозит обернуться новой волной падения эффективности производства, аналогичной кризису 90-х годов. Следовательно, для того, чтобы сделать правильный выбор, необходима серьезная аналитическая работа, включающая грамотное технико-экономическое обоснование принимаемых решений.

Выбор ведущего, приоритетного технологического уклада, при всей сложности этой проблемы, имеет принципиальное значение. Ведь каждый технологический уклад представляет собой единый межотраслевой комплекс взаимосвязанных производств, основанных на близких по характеру технико-технологических принципах и решениях. Таким образом, каждый технологический уклад, будучи целостной системой, способен оказывать сопротивление внедрению чужеродных производств и технологических принципов, в известном смысле отторгая элементы других технологических укладов.

Подобного рода «упругость» технологического уклада, его сопротивляемость внешним воздействиям хорошо известна на практике и проверена опытом экономического развития, в частности, нашей страны. Например, индустриализация, проведенная в конце 20-х годов, была успешно осуществлена во многом благодаря тому, что государственная власть сделала ставку на решительное и быстрое внедрение нового технологического уклада.

Аналогичные технологические преобразования, которые наша страна попыталась осуществить в 60-е годы, были обречены на неудачу именно потому, что государство взяло курс на плавные, эволюционные изменения в системе производительных сил. Результатом такой вялой, постепенной модернизации стало технологически многоукладное состояние нашей экономики, не преодоленное и по сей день. Парадокс заключается в том, что чем более радикальной и быстрой модернизации подвергается система производительных сил, тем менее разрушительны последствия этих преобразований для экономического развития страны.

Поэтому сегодня нашей стране необходим курс не на абстрактное ускорение научно-технического прогресса, а на комплексное формирование и воспроизводство ведущего технологического уклада, который был бы способен составить технологическую основу экономического развития России на достаточно длительный срок. Решению этой важной задачи должны быть подчинены преобразования структуры производства и технологическая динамика во всех сферах и секторах хозяйства.

Инновационные процессы играют ключевую роль в достижении конкурентоспособности на отраслевых рынках, даже не связанных непосредственно с производством наукоемкой продукции, и производители, запоздавшие с инновационным обеспечением своей деятельности, рискуют утратить контроль над внутренним рынком собственной страны. Возможности протекционистской защиты медленно, но верно тают с ускорением процессов глобализации. Предусмотренная Уставом ВТО необходимость опеки национальным правительством «незрелых» отраслей хозяйства (infant industries) может служить лишь слабым утешением для проигравших в конкурентной борьбе.

«Оптимисты» неизменно указывают на перманентное состояние технологического разрыва, наблюдающееся на большинстве рыночных ниш, и отмечают, что в мировой экономике всегда найдется место для инноваций, и стартовать никогда не поздно. Тем не менее, стартовые условия России на мировых рынках высоких технологий в среднесрочной перспективе могут разве лишь ухудшаться. Если мы пропустим подъем очередной длинной волны (а на освоение ее достижений нам отведено от силы 4-5 лет), это обернется неизбежным распылением научно-технического потенциала, который адекватен формирующемуся на наших глазах технологическому укладу и потому мог бы сыграть существенную (а по некоторым направлениям — ключевую) роль в разделе мировых рынков высокотехнологичной продукции.

Современная технологическая политика страны не должна исходить из необходимости реализации ею уже имеющихся конкурентных преимуществ, ибо это путь консервации сложившихся неравноправных отношений в мирохозяйственном разделении труда. Примером может служить рекомендация МВФ Китаю развивать трудоемкие производства и отложить реализацию национальной энергетической программы: следование подобным советам, не выдерживающим научной критики, ничего, кроме обострения структурных проблем, экономике не принесет.

Инновационное развитие любой страны основывается на трех «китах»: 1 — разработка национальной стратегии технологической модернизации, 2 — сосредоточение ресурсов на избранных направлениях и формирование конкурентных преимуществ в соответствующих сферах, 3 — реализация этих преимуществ на мировых рынках.

Важнейшей предпосылкой реализации этой программы выступает формирование системы среднесрочного прогнозирования и программирования экономического развития, о котором говорил Президент России в традиционном ежегодном послании, прозвучавшем в феврале 2004 года. Поскольку основу технико-экономической динамики страны составляют индустриальные технологии, а объективной формой их бытия и движения является среднесрочный промышленный цикл, то отсутствие системы среднесрочного прогнозирования лишает правительство возможности даже правильно поставить проблему окупаемости инвестиций и сравнительного анализа эффективности их различных вариантов [9]. Поэтому разработка и применение адекватных и надежных методик среднесрочного прогнозирования выступают необходимой предпосылкой решения проблемы выделения приоритетных направлений НТП, требующих первоочередной поддержки государства.

Если вспомнить исторические факты, то легко обнаружить, что принятие первого пятилетнего плана в нашей стране приходится на период, когда в основном была завершена индустриализация страны. Это не случайное совпадение. Важнейшей предпосылкой перехода к среднесрочному планированию стало массовое внедрение в экономику индустриальных технологий, поскольку с этих пор горизонт планирования народнохозяйственного развития должен быть сравним с продолжительностью промышленного цикла. В противном случае невозможно обоснованно ставить и решать проблемы физического и морального износа основного капитала, сроков окупаемости капитальных вложений, сравнительной эффективности различных вариантов инвестиций и т.д.

Справедливости ради надо сказать, что практика хозяйственного развития ведущих стран Запада отреагировала на требования индустриального технологического способа производства с опозданием. Чтобы понять экономическую роль среднесрочного планирования, западным странам понадобилось пройти через Великую депрессию 1929-1933 годов. Но кто же сегодня заставляет нашу страну повторять чужие ошибки более чем полувековой давности?

Наша страна и сегодня, и в ближайшем будущем не может обойтись без ведущей роли среднесрочного планирования в тех или иных его формах, поскольку материальную основу экономического развития России еще достаточно долгое время будут составлять индустриальные технологии. Массовое внедрение в экономику информационных технологий потребует усиления роли долгосрочного технико-экономического планирования и прогнозирования, поскольку общественной формой движения информационных технологий выступают 50-60-летние циклы Н.Д.Кондратьева, порождающие длинные волны экономической конъюнктуры.

Концентрация усилий на важнейших направлениях технологического развития должна послужить целям подготовки отраслевых рынков к началу экономического подъема в реальном секторе экономики страны. Возможности России в этом контексте не следует недооценивать, однако их реализация решающим образом зависит от способности правительства, не гоняясь за краткосрочными целями проведения экономических преобразований, обеспечить в первую очередь их комплексность и последовательность.

1. Нижегородцев Р.М. Информационная экономика. Книга 1. Информационная Вселенная: Информационные основы экономического роста. Москва — Кострома, 2002.

2. Нижегородцев Р.М. Управление жизненными циклами технологических нововведений// Современные сложные системы управления: Сб. трудов международной научно-технической конференции/Под ред. Л.А.Кузнецова. Липецк, 2002.

3. Инновационная система России: Модель и перспективы ее развития. Вып. 3/ Под ред. О.Г. Голиченко. М.: Изд-во РУДН, 2004.

4. Нижегородцев Р.М. Проблемы формирования нового качества экономического роста// Инновации и экономический рост /Отв. ред. К. Микульский. М.: Наука, 2002. — С. 23-57.